Старожилы Череповца поставили под сомнение установку мемориальной доски на Красном переулке.

На доме № 12 Красного переулка установлена мемориальная доска, посвященная памяти Героя Советского Союза, родившегося в Череповце, — Вадима Очеленко. Юрий Михайлович Воронов и Нина Петровна Соловьева утверждают, что Очеленко жил не в этом доме. 

Старый Череповец.

Сегодня воспоминания старожилов — та живая история нашего города, которую трудно переоценить. Ведь они помнят Череповец совсем другим. Мы не ставим целью доказать, что мемориальная доска Вадима Очеленко установлена неверно. Просто предлагаем вам послушать рассказ о нашем городе прежних лет.

— В этом доме в Красном переулке никогда не жил Очеленко, — говорит Юрий Воронов. — А жила там заслуженный врач-гинеколог Валентина Ивановна Лохичева. Гений в своей профессии, награждена орденом Ленина. Может быть, ошибка вышла. И Герой Советского Союза жил на улице Красной? Хотелось бы все-таки знать, насколько оправданным была установка мемориальной доски именно на этом доме.

Юрий Михайлович посоветовал нам порасспрашивать об этом доме и еще одного старожила Череповца — Нину Петровну Соловьеву (девичья фамилия Толмачева). Что мы и сделали. Хотим подчеркнуть, что мы не претендуем на достоверность исторических фактов. Это просто воспоминания.

— Мне уж 84 года, болею, считай, на одной ноге скачу, — бодро шутит Нина Петровна. — Но могилки мамы и другие посещаю и помню, где кто жил, особенно на Социалке (улица Социалистическая — авт.) и в Красном переулке. В этом доме, где мемориальная доска, жила Валентина Ивановна Лохичева. Насколько я знаю, есть Книга памяти, где числятся все именитые черепане, туда же занесен и Очеленко. Я не ставлю под сомнение подвиг Героя. Просто в этом доме он не жил. Красный переулок и улица Красная — вещи разные. Улица в Заречье, там раньше заготзерно было, нефтебаза, стоял там деревянный дом на несколько квартир. Может быть, там он жил? А что касается переулка Красного, то там жила Валентина Ивановна Лохичева, точно вам говорю. Всю жизнь там прожила — высокая, статная, властная. Работала в родильном доме — он располагался в двухэтажном здании рядом с первой городской больницей. На весь город был один роддом. Я там в 1953 году сына рожала, принимала роды Валентина Ивановна. Она еще говорила: «У меня ни одной женщины не умрет, никому не дам умереть и детей всех спасу». А в доме, где она жила, Валентина Ивановна держала прислугу. Женщина к ней приходила постирать, убрать, приготовить. И сын у Валентины Ивановны Лохичевой был — Юрочка, тоже врачом-гинекологом стал. Мы-то соседями были по домам. Я с мамой в доме № 20 на Социалке жила, а Лохичева с мужем, сыном — доме № 12 в Красном переулке. А следующий дом — Верещагиных. На Социалке дома-то были купеческие шикарные, деревянные, одно- и двухэтажные. В годы Великой Отечественной войны, с 1943 по 1946 год, я работала почтальоном. Мне было 15 лет, когда мама меня туда устроила, она и сама почтальоном была. Сейчас уж скажу: мама год мне сбавила, чтобы меня не забрали, как и моих сверстников, на Урал, на работы. Иначе меня бы в живых не было: многие ведь погибли, нас потом соседи чуть не сжили со свету за это. В то время на этих улицах богатые люди жили, интеллигентные: учителя, врачи, бухгалтеры. Помню, муж и жена — учителя (фамилию сейчас не помню), детей у них не было, но дом был шикарный с садом. Муж все в пенсне ходил. Фамилии немногие помню: Тимины, Судаковы, Погодины, Кокорины, Вихаревы, Синицыны, Левкатовы. Левкатов портной был, знаменитый на весь город. А фотограф какой был, Фокин — от бога. Жена у него еще была эстонка, красивая. В городе ярмарки какие проводили. А еще мама рассказывала, да и сама я помню, Благовещенскую церковь, которая стояла посредине Советского проспекта. Колоколов сколько! А как ее ломали коммунисты неверующие: кромсали купола и стены так, что от кирпичей огонь шел. Долго мучились, но сломали-таки.

Трудное было время, иной раз и вспоминать не хочется. Морозы в войну стояли под минус 43 градуса. Холодно, голодно. Мама шила хорошо, найдет обрезки от валенок, нашьет тряпиц — вот тебе и обувка. Ели «корине» (шелуха от картошки). Мама на хлебозавод, он стоял на Советском проспекте, почту носила, там хлеб выбраковывали — и нам перепадало. А какой вкусный был хлеб тогда. Наедались так, что живот обжигало. Но самый пакостный год был 1947-й — голод кругом, неурожаи. Чтобы мы не померли с голоду, мама все распродавать стала. Хрусталь, мебель старинную. Мама говорила, ничего не жаль, лишь бы выжили, с голоду не померли. Мы ведь, Толмачевы, из раскулаченных. Отца в 1945 году арестовали по навету соседа, видно позавидовал. А отец не стал оправдываться, так и сгинул в Шекснинской тюрьме. Где похоронен — не знаю. Тогда ведь про то не говорили. А папу я помню, он не воевал, ему бы сейчас 130 лет исполнилось, мамы старше был на 14 лет. Моряком служил на Черном море. Костюмы не признавал, все в тельняшке да в морской форме. Высокий, симпатичный, руки золотые, все умел. А чистюля какой был. Маленькая была, все пугалась наколки у него на груди — броненосец Потемкин. Арестовали его как врага народа.

Совсем другим был Череповец, чем сейчас. Дом на ул. Ленина, 80, в 1938 году построили. Дорога от него шла до деревни Богородская (потом Панькино). На улице Сталеваров банька стояла, на улице Вологодской — ипподром и «андреевские бараки» (инфекционное отделение). Площади Металлургов не было. А вместо Комсомольского парка — еврейское кладбище. На месте поликлиники, на улице Энгельса, была часовня. На месте дома где «Фрегат», — чайная. Через дорогу от вещевого рынка бондари с бочками стояли, да для лошадей место было отведено. На улице Ленина, 68, монастырь стоял, где монашки жили. Конечно же, память у меня уже не та, больше отрывками вспоминаю. Но и прошлое города забывать не хочется.

Татьяна Ковачева,
Газета "Речь", 15 августа 2012 г.

Войти Контакте