На круглом столе в Череповце обсудили строительство целлюлозного комбината
В Череповце прошел круглый стол по вопросу строительства целлюлозного комбината. В обсуждении принимали участие инвестор, председатель совета директоров компании «СВЕЗА» Алексей Мордашов, заместитель генерального директора компании «СВЕЗА» Борис Френкель, учитель биологии из школы № 10 Череповца Альмира Бабушкина, доктор биологических наук Григорий Чуйко.
— Алексей Александрович, вы подписали соглашение с правительством Вологодской области о строительстве нового завода. Что это за предприятие, где оно будет построено и каковы сроки реализации проекта?
Алексей Мордашов:
— Мы предполагаем, что целлюлозный завод может быть построен на территории Вологодской области, в Череповецком районе. Если все пойдет по нашим планам, он может быть возведен в течение 5–6 лет. Примерно год нам нужен на проработку всех деталей и пять лет — на проведение изыскательных и строительных работ на площадке.
Успех проекта зависит от государственной поддержки, и мы рассчитываем реализовать его в форме государственно-частного партнерства, при котором государство в лице федеральных и областных властей возьмет на себя развитие инфраструктуры (железной дороги, электрических подстанций, сетей), а мы построим сам завод. При этом мы рассчитываем уложиться в те сроки, которые я назвал.
Есть большой мировой опыт строительства таких заводов. На самые современные из них, построенные в последнее время, мы и ориентируемся. Завод будет выпускать около 1 млн кубометров беленой целлюлозы в год — в России этот проект должен стать лидирующим. В последние 30 лет в России целлюлозные заводы не строились.
Весь проект будет стоить примерно 2 млрд долларов, из которых на развитие инфраструктуры необходимо потратить около 250 млн. Остальное будет построено за счет инвесторов — прямых инвестиций и кредитов, которые мы рассчитываем привлечь.
— Почему вы считаете, что такой проект нужен Вологодской области?
Алексей Мордашов:
— Причина очень проста: традиционно главными источниками доходов для Вологодской области и Череповца были металлургия и химия. Но очевидно, что эти отрасли — циклические, и на примере Череповца мы видим: есть подъем рынка, а есть спад, и в периоды спада налоговые поступления в бюджеты всех уровней существенно сокращаются. И это отражается на всем.
Очевидно, что череповчане хотят приводить своих детей в дошкольные учреждения, хотят посещать поликлиники и больницы и получать там качественные услуги независимо от конъюнктуры рынка стали или химических удобрений. Это означает, что нам нужна диверсифицированная база экономики и области, и города. И как раз лесной кластер мог бы стать очень хорошим дополнением.
Вологодская область имеет богатые лесные ресурсы. Уже сегодня по объемам лесозаготовки она находится на втором месте в РФ, по отдельным видам — даже на первом месте. Есть большая расчетная лесосека, то есть тот объем лесных ресурсов, который можно заготавливать. Он составляет более 20 млн кубометров, из которых сегодня заготавливается меньше семи — потенциал огромен. Целлюлозный завод требует немногим более трех миллионов кубометров. Соответственно, у нас есть большой потенциал использования лесных ресурсов.
Почему очень важно строить лесной кластер вокруг целлюлозного завода? Потому что целлюлозный завод — это предприятие, которое использует отходы древесины. Для производства пиловочника, фанеры, других изделий из древесины используется нижняя часть ствола дерева, а верхняя часть, так называемый баланс, идет в отходы. При этом сегодня в Вологодской области из 3 млн кубометров отходов 25–30 % остается на делянках из-за невозможности использования. Это загрязняет лес, ухудшает экологию, приводит к заболачиванию лесов. А целлюлозный завод собирает все отходы и превращает их в целлюлозу, которая очень востребована на рынке.
И самое главное. После проведения расчетов вместе с областной администрацией мы пришли к выводу, что, если бы завод функционировал сегодня, мы получали бы от него 2,5 млрд прямых налогов и около 3 млрд налога на имущество. Плюс 400 рабочих мест на самом заводе, 6–7 тысяч мест в лесном кластере и подоходный налог. Тогда целлюлозный завод был бы в состоянии за 10 лет полностью погасить государственный долг Вологодской области. Все мы знаем, сколько было дискуссий, сколько проведено болезненных сокращений расходов бюджета. На мой взгляд, это достаточно весомый аргумент поддержать строительство завода. Мы недоиспользуем потенциал, который у нас есть, а ведь у нас не так много возможностей для развития.
Конечно, было бы здорово развиваться за счет IT-технологий или телекоммуникации, но таких проектов нет. Структура трудовых ресурсов Череповца и области такова, что ожидать подобных проектов не приходится. Как мы будем жить в условиях колебаний конъюнктуры, спадов и подъемов рынка? Лесной кластер и целлюлозный завод — редкая возможность. Мы считаем, что наш завод будет одним из самых экономически эффективных в мире за счет комбинации факторов: расположения, эффективной заготовки леса и т. д. И он будет самым современным.
— Вы упомянули проблему экологии, которая и взбудоражила общественность. Альмира Степановна, вы на своих уроках обсуждаете экологические проблемы?
Альмира Бабушкина:
— Я интересовалась мнением своих старшеклассников (это шесть классов по 25 человек) по поводу строительства завода. 90 процентов ребят говорят, что не хотели бы, чтобы завод стоял в нашем городе. Они объясняют это тем, что две очень тяжелые отрасли промышленности — металлургия и химия — достаточно агрессивны. К тому же рядом находится Рыбинское водохранилище. Изначально само строительство водохранилища, антропогенное воздействие на природу уже нарушило естественную жизнь нашего северного края. Конечно, ребята не рассуждают с точки зрения экономики, может быть, в силу возраста. Я спросила у них: если бы была возможность уехать из нашего города, вы бы ей воспользовались? И многие ответили, что не вернулись бы сюда из-за неблагополучия города с экологической точки зрения. При том, что дети любят город. Меня как учителя это противоречие очень огорчает.
Борис Френкель:
— К сожалению, наши представления о целлюлозном заводе во многом связаны с теми производствами, которые уже существуют в России. Все слышали, какие проблемы на Байкальском ЦБК. Все, кто был на Сокольском ЦБК, прекрасно знают, в каком состоянии там река и какой запах стоит в воздухе. Но дело в том, что современное производство — принципиально другое. Технологии очень далеко ушли с тех пор, когда у нас строились эти заводы. Григорий Михайлович (Чуйко. — Ред.) был на финском заводе «Кюми» и может подтвердить, что там в воздухе нет никакого запаха. К стене завода примыкает одно из крупнейших в Финляндии гольф-полей, куда приезжают поиграть в гольф со всей страны. В пятистах метрах от завода проживает мэр города, там находятся детские сады и школы. На заводе «Кюми» стоят две ступени очистки, а у нас добавляется еще одна. Это связано и с нашим пониманием ситуации в Череповце, и с жесткими российскими природоохранными нормами, которые мы должны соблюдать.
Современные технологии принципиально отличаются от тех, что были раньше. Например, 30–40 лет назад технология отбелки целлюлозы включала атомарный хлор, который при контакте с водой образовывал токсичные соединения, вредные для человеческого организма. Сегодня ни на одном производстве в развитых странах атомарный хлор не применяется. На нашем заводе мы вообще заложили озоновую отбелку — самую современную и дорогую.
С точки зрения стоков по некоторым параметрам мы будем даже чистить водохранилище, сливая воду лучшего качества, чем та, которую будем забирать. Вместе с водой из водохранилища ежегодно будет изыматься около 100 тонн взвешенных частиц, на которых концентрируются вредные для человека вещества. Здесь надо иметь в виду, что современные технологии, как правило, комплексные: позволяют и улучшать экологию, и повышать качество продукции, и сокращать издержки. Потому что продукция, не содержащая хлора, является премиальной, и за нее можно получить дополнительную прибыль.
Алексей Мордашов:
— Мне бы хотелось сказать пару слов по поводу того, что рассказала Альмира Степановна. Да, мы являемся заложниками индустриального развития нашего региона. При этом если мы сравним заболеваемость в Череповце и районах области, то в районах она выше. И мы не до конца понимаем причины этого.
Несомненно, крупные промышленные предприятия в Череповце не улучшают экологию и состояние здоровья жителей. Но с другой стороны, есть много факторов (еда, транспорт), которые негативно влияют на здоровье не меньше, а возможно, даже больше. Но в Череповце также выше продолжительность жизни. Может быть, это объясняется другим качеством жизни, социальными привычками и уровнем медицинского обслуживания.
Мы являемся и наследниками, и заложниками того развития, которое было здесь десятилетия до нас. И если мы хотим качество жизни сохранить, нам придется долгое время сохранять существующую структуру экономики. Это не значит, что мы должны успокоиться и ничего не делать. Как раз наоборот. Нам предстоит, продолжая извлекать пользу из индустриальной силы Череповца, сделать это как можно менее болезненным для людей и для окружающей среды.
В мире есть технологии, позволяющие снижать выбросы. Сейчас на ЧерМК превышение норм выбросов осталось лишь по трем показателям, но и по ним через несколько лет мы войдем в норму. Уверен, что живущие в Череповце десятилетиями (так же, как и я) заметили — снег стал чище.
Альмира Бабушкина:
— Соглашусь. В 1983 году, когда я в первый раз приехала в Череповец, я была изумлена коричневым цветом снега.
Алексей Мордашов:
— Да, сейчас такого нет. Ситуация меняется к лучшему и будет меняться. Мы реализовали колоссальные экологические проекты. На устранение неорганизованных выбросов потратили 100 млн долларов, и пыльные хвосты над конвертерным производством исчезнут. Конечно, можно делать воздействие предприятий менее болезненным для природы, но сделать их совсем чистыми нельзя. При этом мы хотим жить лучше. Мы должны обеспечить устойчивость городской экономики, городского и областного бюджетов. Как это сделать без экономического развития? Если не будет рабочих мест? Поэтому целлюлозный завод и появился на повестке дня.
Кстати, поверьте, что лично для меня это большой риск. Я должен инвестировать 2 млрд долларов. Отдача от этого проекта непростая, потому что срок окупаемости большой — 13 с половиной лет. Целлюлозные заводы дают устойчивый доход, но они очень капиталоемкие, и, чтобы их построить, нужны большие усилия. Поэтому принципиально важно, чтобы проект пользовался определенной поддержкой в городе.
— Григорий Михайлович, у вас есть какие-то опасения по поводу сохранности флоры и фауны Рыбинского водохранилища после строительства?
Григорий Чуйко:
— Конечно, говорить о том, что современное производство может быть абсолютно безопасным, достаточно трудно. Все равно какой-то фактор риска существует. Новые технологии очистки дают основания говорить, что риски будут минимизированы, но хотелось бы убедиться, за счет чего это будет сделано. А то, что Рыбинское водохранилище подвержено антропогенному влиянию, — установленный факт.
Особенно сильно влияет коммунально-промышленный сток Череповца на Шекснинский плес водохранилища. По экологическим показателям Шекснинский плес находится в более напряженном состоянии, чем Моложский, Волжский и Центральный плесы.
Алексей Мордашов:
— Я уверен, что мы сможем построить целлюлозный завод в соответствии с лучшими практиками и он будет оказывать минимальное воздействие на окружающую среду. При этом я полностью разделяю озабоченность Григория Михайловича. Очевидно, что результат зависит от нас. Давайте вместе контролировать процессы, вместе разбираться. В этом смысле озабоченность экологов и горожан не только понятна, но и очень полезна. Я надеюсь, мы сможем «переплавить» озабоченность в некое общественное движение, которое позволит усилить контроль.
Нам задают вопрос: почему бы не построить завод в Соколе? Сокольский ЦБК находится в таком состоянии, что, по нашему убеждению, сделать его экологически чистым не представляется возможным. Мы изучили много мест и нынешнюю площадку выбрали из-за ее близости к инфраструктуре, которая важна для экономического успеха, поскольку расстояния прокладки дорог и сетей должны быть разумными. Но главная причина — наличие «большой воды». Целлюлозные заводы во всем мире стоят у «большой воды», потому что их единственный заметный выброс в окружающую среду — это мелкодисперсная древесина, и нужно большое количество воды, чтобы абсорбировать и растворить эти отходы. Площадка в Соколе не подошла именно по этой причине. Сухона — слишком маленькая река, чтобы обеспечить безопасное растворение отходов.
Есть скептики, которые говорят: это за границей все хорошо, но не у нас. В конце концов, мы страна, которая отправила человека в космос. Почему нужно сразу опускать руки и считать, что мы ни на что не способны? Мы должны развиваться, при этом развитие не должно иметь запредельной цены. Мы берем на себя ответственность, и я уверен, что мы сможем построить такой целлюлозный завод. Мы делали много того, чего не делали до нас раньше. Но в данном случае мы следуем уже существующим образцам. Наш опыт и знания позволяют быть уверенными в том, что мы построим все в соответствии с лучшими практиками.
Посмотрите на Европу, которая для нас является примером качества жизни, — ведь там целлюлозные заводы есть. Конечно, было бы здорово все промышленные предприятия закрыть, все вредное воздействие, включая транспорт и сельское хозяйство, убрать. И как мы тогда будем жить? Давайте не будем выплескивать с водой ребенка, не будем отказываться от промышленного развития, которое нам доступно. Мы сделаем его разумным, ведь такие примеры есть.
Альмира Бабушкина:
— Алексей Александрович, вы рассуждаете с точки зрения человека другого масштаба. А для людей, живущих в Череповце, мерилом является в первую очередь здоровье. Я думаю, что усталость от целого коктейля заводов и вызывает тревожное состояние. Люди должны разобраться. Чтобы сказать да или нет, нужно понять, что нас ждет.
Алексей Мордашов:
— Скажу о расположении завода. Пусть его строительство запланировано недалеко от Череповца, но, строго говоря, это совсем не Череповец. От завода до ближайшей точки города — около 20 километров, до Заречья — почти 30. Даже ярые противники строительства говорят, что на таком расстоянии вредные выбросы, какими бы они ни были, ликвидируются. Мы специально отнесли завод от города, специально так долго искали точку, которая подходила бы по всем параметрам.
Григорий Чуйко:
— Думаю, людей больше всего беспокоит вода, потому что основное загрязнение идет за счет сточных вод. Опасения понятны, ведь, как говорится, обжегшись на молоке, дуют на воду. В прошлые годы в Череповце загрязнение было достаточно серьезным, и сейчас оно остается. Особенно это касается стойких загрязняющих веществ, которые, попадая в окружающую среду, остаются там надолго, оказывая вредное влияние на человека. Мне как обывателю понятно это опасение, и я как обыватель тоже в какой-то степени опасаюсь. Но в то же время я понимаю, что мы не можем, не строя ничего, пытаться получить все.
А как профессионала, ученого-эколога меня волнует вопрос: какова будет реальная экологическая ситуация после строительства целлюлозного завода? Чтобы ответить на него, нам нужно в первую очередь провести очень хорошую экологическую экспертизу предприятия, причем на стадии планирования. Чтобы было четко понятно: что будет поступать в воду, в каких количествах, как это может сказаться на экосистеме водохранилища и повлиять на человека. Чтобы на этапе планирования мы смогли предусмотреть экологические риски и вложить деньги, чтобы их минимизировать.
Профессиональный экологический контроль и экспертиза нужны на всех стадиях. Профессиональное мнение должно быть как можно более доступно общественности, потому что отсутствие информации рождает слухи. А на обывательском уровне эти слухи обрастают такими подробностями, которых нет и не может быть: народ начинает говорить, что в Рыбинском водохранилище находят каких-то монстров, генетических мутантов и прочее.
Алексей Мордашов:
— Именно поэтому мы рассчитываем на внимание и вовлеченность в эти вопросы всех экологов нашего региона. Мы прекрасно понимаем, что нужно пройти все экспертизы. У нас есть оценка регулирующего воздействия, сделанная профессиональной компанией. Ее специалисты пришли к выводу, что все параметры укладываются в ПДК. Но в наших конкретных условиях мы хотели бы, чтобы вы ее еще раз оценили их, уже с вашей точки зрения.
Мы не станем строить завод, который будет загрязнять окружающую среду, мы не собираемся уничтожить водохранилище. Как раз очень важно на предварительном этапе все проработать и сделать доступным для общественности, чтобы опровергнуть все слухи. Если мы действительно ошибаемся, мы не будем строить этот завод. У нас нет задачи любой ценой его «продавить». Нам важно и полезно получить любую экспертизу извне. Дополнительный контроль удержит нас от ошибки. Это наша общая задача.
— Как быть со страхами по поводу того, что в Финляндии это работает, а у нас работать не будет?
Борис Френкель:
— Во-первых, невозможно слить неочищенную воду, минуя очистные сооружения — труба идет именно на них. Отключить очистные невозможно тоже: они встроены в технологию, и, отключив их, ты фактически останавливаешь завод. Поскольку завод действительно очень серьезно автоматизирован (а по-другому на современном производстве просто невозможно), установленные датчики автоматически останавливают весь процесс, если что-то пошло не так. Причем все эти системы сделаны с «защитой от дурака», и, если человек совершает ошибку, автоматика защищает процесс. Так, при озоновой отбелке достаточно несколько секунд передержать массу в озоновой среде, чтобы получить брак в огромных объемах — несколько десятков кубометров целлюлозы. Если технологии не будут соблюдаться, завод работать не сможет.
— Почему в Финляндии много маленьких заводов, а вы решили строить один большой?
Борис Френкель:
— В Финляндии заводы не такие уж маленькие. Кроме того, сейчас по всему миру идет тенденция укрупнения, потому что эффект масштаба обеспечивает более низкую себестоимость, делая завод более конкурентоспособным. Мощность финских заводов — 600–700 тысяч кубометров в год, наш — «миллионник». К тому же финские заводы строились давно, а после модернизировались, поэтому есть ограничения либо по площади, либо по забору воды, либо по транспортной инфраструктуре. Там сложно сразу построить крупное производство, поскольку все они исторические, этим заводам по 100, по 120 лет. Наш завод строится с нуля и таких ограничений не имеет.
Алексей Мордашов:
— Хочу добавить, что все заводы, которые строятся в мире сейчас, — «миллионники». Это сложившийся оптимальный размер. Если мы хотим быть экономически эффективными, мы должны этому следовать.
— Не будет ли проблем со сбытом целлюлозы?
Алексей Мордашов:
— Есть огромный рынок целлюлозы, есть большой и растущий спрос на нее и в России, и в мире. Целлюлоза — это не бумага, а исходное сырье, из которого потом делается огромное количество бумажных продуктов. И мы, может, не очень обращаем внимание на то, что эти бумажные продукты заполняют нашу жизнь все больше и больше: салфетки, памперсы и т. д. Мы уверены, что сбыт точно будет. Проблема, как всегда, не в отсутствии физической возможности продать товар, а в экономической целесообразности. Мы рассчитываем, что все сделаем правильно, у нас будет низкая себестоимость, и тогда при любых колебаниях мировой конъюнктуры мы будем в экономически устойчивом положении.
Альмира Бабушкина:
— Я, как человек разумный, всегда рационально отношусь к любой идее. Я не могу сказать, что изначально была совершенно против строительства, но для того, чтобы определиться, нужно иметь информацию, которую во многом я сегодня получила.
Алексей Мордашов:
— Мы создадим рабочую группу, которую будет координировать глава комитета по экологии Законодательного собрания Вологодской области Михаил Сергеевич Ставровский, бывший мэр Череповца. Она будет собирать мнения всех участников процесса. Все, кто хочет, могут обращаться к нему.
Пользуясь случаем, я хотел бы обратиться к инициативной группе «Нет ЦБК». Вы небезразличные люди, вы хотите и готовы брать на себя ответственность за судьбу ваших детей и вашего города. Приходите в рабочую группу и участвуйте вместе в том контроле, который мы хотим организовать. Мы предоставим вам оценки регулирующего воздействия, сделанные финской компанией, запросим дополнительную информацию у консультанта, предоставим сам проект. Если вы видите какие-то риски и проблемы, давайте оценим воздействие конкретно на Шекснинский плес, потому что, я согласен, это очень чувствительный вопрос. И тогда мы ответим себе на вопрос: можем ли мы построить предприятие экологически чистым? Если можем — будем его строить.
Но давайте будем помнить, что мы сами должны нести ответственность за свою судьбу. Череповцу нужно экономическое развитие, каждому из нас нужно личное развитие, но оно не возьмется само по себе из ничего. Это не означает, что за развитие мы должны платить любую цену, но без него движения вперед не будет.