В выходные в городе прошли мероприятия, посвященные 69-й годовщине Победы.

День Победы — народный праздник. А что вообще такое народный праздник? Каким видят День Победы седовласый ветеран, его сорокалетний внук, шестнадцатилетний подросток, женщина-поисковик? Зачем каждый из этих людей приходит на торжественные мероприятия?

В восемь часов пятнадцать минут утра 9 Мая на площади Соборной горки начинают собираться участники «Бессмертного полка» Череповца. Накануне прошел дождь, а утром девятого свежо и солнечно. Воздух пахнет будущим майским зноем.

Три женщины с одним штендером стоят поодаль от памятника воинам-интернационалистам. Одна пожилая, двум другим около сорока лет. На фотографии — лицо молодого солдата, надпись «Карташов Алексей Александрович». На большинстве штендеров «Бессмертного полка» только имена и фотоснимки, нет дат рождения и смерти. Нет званий, нет наград. Я записываю незнакомые имя и фамилию солдата Карташова, еще не зная, что он Герой Советского Союза, что погиб в сорок третьем, когда ему было 19 лет, — от ран. Был связистом и при форсировании Днепра проложил линию связи через реку. В его честь названы улица в Кадуе и теплоход, в прошлом году перебазировавшийся из Череповца в Москву.

— Это ваш родственник? — спрашиваю я.

— Мой родной дядя, — отвечает Татьяна Сапункова, урожденная Карташова, и объясняет, указывая на рядом стоящих женщин: — А это все поисковики, которые всю жизнь занимаются этим. Нас много должно быть сегодня, сейчас придут еще.

— И вы член поискового отряда?

— Обязательно, — это говорит пожилая женщина, Лидия Федоровна. — Татьяна Павловна с нами всегда.

Больше тридцати лет назад сын и дочь Лидии Федоровны в школе получили задание — подготовить рассказ о подвиге героя. С этого начался поиск: вместе с учителями и родителями школьники узнавали сведения о Карташове, списывались с украинскими ветеранами. Окончили школу дети Лидии Сойминой, подрос ее внук — сейчас семиклассник. А работа отряда продолжалась. Взрослые и дети участвовали в организации музея Алексея Карташова в деревне Мокошево, дружили с экипажем теплохода «Алексей Карташов».

— Было огромное желание в этом году съездить на могилу на Украину. Даст бог, все образуется, и еще съездим, — говорит Елена Николаевна Воронина, классный руководитель 7 «Б» класса лицея «АМТЭК». — А Лидия Федоровна-то была.

— Ездили, — подтверждает та. — Наш первый штаб проделал весь путь Карташова: в восьмидесятых годах побывали и в Серафимовиче, и в Волгограде. Оттуда они, солдаты, пешком шли.

Внезапно ее голос становится тоньше:

— Вчера показывали фильм «Батальоны просят огня», и я плакала. Почему плакала? Потому что там бой за село Михайловка, где наш Карташов воевал.

От памятника воинам-интернационалистам доносится чистый девичий голос — слова песни не разобрать. Лидия Соймина несколько раз произносит название далекого украинского села, пытаясь не заплакать сейчас:

— И сперва взяли Михайловку, потом отступили, наконец заняли Михайловку, и курс пошел на Днепр. Конечно, они не знали, что это был отвлекающий маневр — отводят немецкие войска от Киева. Они воевали так, как надо было. В районе села Балыко-Щучинка Кагарлыкского района.

— Мы написали заявление от лицея, чтобы имя Героя Советского Союза Карташова включили в список на мемориальной доске ЧВВИУРЭ к 70-летию Победы, — говорит Елена Воронина. — Своих героев и земляков мы должны знать. Дети сейчас во многом продвинуты — родители делают все, чтобы они были умными, чтобы все знали. Дети исколесили весь мир, не побоюсь этих слов, ездят за границу. Но память своих земляков, родных и близких должны чтить.

Что значит память? Лидия Соймина помнит все цифры и географические названия, связанные с Карташовым. Он не был ее родственником, но, кажется, я могу понять ее чувства:

— Когда сын учился в шестом классе, им дали поручение вести альбом о подвиге героя, заняться поиском. И так пошло, и стал Карташов нам свой и родной. Я лично за него, как за брата, за дядю, стеной готова стоять, чтобы только память его в Череповце оставить. Вот вам рассказала...

***

Двое темноволосых и темноглазых мальчишек похожи между собой. А когда я подхожу к ним ближе, вижу, как cхожи и их штендеры: у одного портрет Смирнова Ивана Александровича, а у другого — Смирнова Александра Ивановича.

— Они родственники?

— Нет.

И ребята, девятиклассники Женя и Саша, стоящие с портретами своих прадедушек Смирновых, тоже не родственники. И не похожи они ничуть на самом деле: Женя любит говорить, а когда задумывается, поднимает глаза вверх; Саша молчит, потупив взгляд, и только кивает в такт словам друга: «Да, да».

— Много ли вы знаете о войне?

— Только то, что проходят в школе. Я еще немного другие книги читал, правда.

— Какие?

— Не припомню.

— Хорошо, скажи тогда, что для тебя и твоих одноклассников за праздник — 9 Мая?

— Для кого-то это просто памятная дата. Для других — день, когда можно вспомнить о своих родственниках, которые защищали Родину. Для меня, честно, второе. И честно, не только о родственниках (ни Женя, ни Саша не видели никогда своих прадедов и не знают, ни где они воевали, ни в каких войсках — авт.), а о тех страшных событиях. Наша страна самый большой удар получила в этой войне. Мы страна-победитель.

— Какая, по-вашему, дата важнее: 22 июня или 9 Мая?

Женя даже захлебывается от эмоций, а Саша впервые удивленно поднимает глаза:

— 9 Мая, конечно. Для меня первой даты вообще нет. Потому что 9 Мая — день, когда мы закончили эту войну: конец всему насилию. А вот начало войны — лучше бы этой даты вообще не было, потому что именно тогда началась эта череда убийств страшных.

***

— Кого вы считаете героями войны?

Этот вопрос я адресую братьям Комаровым, Игорю и Валентину — высоким мужчинам лет пятидесяти, окруженным детьми, играющими с синими воздушными шариками: за несколько минут до отправления «Бессмертного полка» с Соборной горки шарики, выданные волонтерами, взлетят в воздух, легкий ветер не торопясь унесет их на север.

Где похоронен дед, Иван Борисович Комаров, братья узнали только семь лет назад, благодаря Интернету. Могила нашлась под Кемью — дед умер от ран в тамошнем госпитале. Второй дед похоронен под Зеленоградом.

Валентин Комаров — в гражданской черной кожанке, брат Игорь — в военной форме. Он не говорит, где служил, но я вижу его загар — такой получишь, только если несколько лет проведешь в южных странах. Скорее всего, не Афган — у афганцев другие глаза.

— Все, кто был на фронте, герои, — говорит Валентин Комаров.

— И в тылу — тоже герои, — с нажимом добавляет Игорь. — Бабушку нашу вспомни.

— Да-да. И бабушку, и отца.

— Каждое утро двести ведер воды, — значительно произносит Игорь Комаров, обращаясь ко мне. — Двести ведер воды бабушке нужно было набрать и отнести. А отец, пацан тринадцатилетний, за плугом ходил. Все герои, вся страна — не было бы их, не было бы победы.

***

В колонне «Бессмертного полка» — мэр Юрий Кузин и его отец Александр Степанович.

— Мой дед, Степан Иванович, прошел две войны — финскую и Великую Отечественную, — говорит мэр. — Ушел на фронт в 1939 году и вернулся только в сорок пятом. Он узнал, что такое война, был артиллеристом, командиром орудия. Участвовал в боях за Тихвин, под Ленинградом. Рассказывал, что очень непросто было на войне: Тихвин три раза переходил из рук в руки. Воевал он и на белорусском фронте. Завершил войну в Кенигсберге — награжден медалью «За взятие Кенигсберга».

Мы стоим рядом с опустевшей трибуной после окончания военного парада на площади Металлургов. В завершение парада по площади прошла колонна участников «Бессмертного полка» — их было 580 плюс-минус двадцать человек. Взрослые, дети. Шли они не в ногу, и шеренги по десять человек давно разбились к тому времени. Но разве это важно?

— Ваш дед много рассказывал о войне своим детям, внукам?

— Вот отец подходит, вы у него спросите.

— О войне он не очень любил вспоминать, — отвечает Александр Степанович («А мне рассказывал», — вставляет реплику его сын). — Сами понимаете, каково ему было, — когда ушел воевать, остались жена и трое ребятишек: старший мой брат с тридцать второго года, второй с тридцать шестого, сестра родилась в тридцать девятом, шесть лет не видела своего отца. Он возвращался с войны вместе с мужчиной из соседней деревни. Мать говорит сестре: «Подойди к отцу, дочка». А она, представляете, перепутала — и подошла к тому, второму мужчине. Она же отца-то толком и не видела, не узнала поэтому.

***

— Стой рядом с дедушкой, — шепчет женщина маленькому сыну на первом воинском мемориале, перед началом митинга-реквиема. — А когда все встанут, отнеси цветы к памятнику.

Она дает сыну две красные гвоздики. Мальчик встает за спиной сидящего ветерана, Николая Семеновича Петрова, на кителе того — упавший зеленый листок. Листок не падает, даже когда митинг заканчивается, а ветеран с гвоздиками в руках идет вглубь кладбища. Он идет не торопясь, но у меня никак не получается поравняться с ним, хотя почти бегу. Двенадцать часов дня, солнце в зените, и кажется, что время остановилось, люди движутся в два-три раза медленнее, чем обычно. Молодая женщина со смеющимися глазами останавливает Николая Семеновича и дарит ему еще одну гвоздику. И только тогда у меня получается его догнать.

— Зачем вы меня останавливаете? Я вроде о войне уже много раз рассказывал.

— Я не буду спрашивать о войне. Ответьте, кого вы считаете настоящими героями?

— Настоящими героями? Солдат-красноармейцев, тех молодых, семнадцати-восемнадцати лет, и тех, что еще младше были, шестнадцатилетних... Они и погибли почти сразу же.

— Почему именно они герои?

— Как почему? Вы не понимаете?

— Потому что они погибли молодыми?

— Да, да. Молодые, необстрелянные были. Они и погибали в первую очередь. Потом уже наладилось все: обучение, подготовка, и были все уже хорошими солдатами и красноармейцами...

Я обещала не спрашивать о войне, поэтому задаю вопрос о победе.

— День Победы стал выходным днем и государственным праздником только в 1965 году. А как до этого его отмечали?

— Да так же и отмечали, — Николай Семенович смотрит на цветы в руках. — Сначала отмечали, потом перестали (в 1948 году — авт.). Я не знаю почему — этим правительство занималось. Но был День Победы праздником даже тогда, когда не был выходным днем. Народным праздником.

***

«Раскудрявый клен зеленый, лист резной» — не меньше десятка раз за эти дни я слышу «Смуглянку», песню, написанную вообще-то о Гражданской войне, но ставшую известной именно в годы Великой Отечественной. Песня доносится со сцены, а на асфальте возле Дворца металлургов мелками рисуют школьники. Две девочки-подростка заканчивают работу над рисованной георгиевской лентой.

— Что вы делаете?

— Рисуем. К 9 Мая. Композицию, — отвечают Арина и Настя.

— А вы как понимаете, что это такое — война?

— Мы знаем, сейчас изучаем в школе. Для меня это очень значимое событие, — Настя отвлекается от мелков. — Все-таки с сорок первого наши стояли и в сорок пятом одержали победу. В нынешнее время мы, наверно, так не смогли бы.

— Почему не смогли? — не хочу, чтобы девочки говорили словами из учебника. — Вот если бы вы оказались на войне, что было бы для вас самым страшным?

Настя думает. Несколько минут.

— Оказаться далеко от дома и от семьи. Не знать, что с нашими близкими и родными. Страшно — они могут погибнуть, а мы можем об этом не знать, считать, что они живые. А узнать, когда уже все...

— Вы считаете, что детям нужно рассказывать о войне?

— Да. Ведь люди тогда сражались за наше будущее, чтобы мы жили. За светлое будущее.

— А у вас будет светлым это будущее?

— А оно у нас и сейчас есть, — девятиклассницы снова берутся за мелки.

***

Два дня я говорила со взрослыми, подростками, детьми. Спрашивала, много ли им известно о войне, о том, где были в эти дни их родственники. Те, кому больше сорока, — знают. А следующее поколение — в большинстве своем уже нет.

Я тоже не знаю, где воевал мой дед. Он не был особенно словоохотливым человеком. Зато точно знаю, что было бы для меня самым страшным на любой войне.

В школьные годы на 9 Мая к нам в класс приходил ветеран — рассказывал детям о военных годах. Смеясь, он показывал, какого размера были окопные вши, возбудители тифа, в изобилии ползавшие под солдатской фуфайкой, — от большого пальца до мизинца раскрытой ладони. Может, преувеличивал.

— Скажите, а у всех были вши? — подняла руку я тогда. Даже от мысли об этом становилось не по себе.

— У всех, конечно, — спокойно отвечал он.

Алена Сеничева,
Газета "Речь" 13 мая 2014 г.